***
…Я испуганно открываю глаза и вижу старшину батареи – прапорщика
Высовня. – Вставай! Трибунал проспишь! – сурово шутит он. За
окошком не утро, а знобкая темень. Застегиваясь на ходу и ежась, ребята
выбегают на улицу. Сквозь стекло видно, как на брусчатом батарейном
плацу топчутся несколько солдат – зародыши будущей полноценной шеренги.
В казарме, возле изразцовой печки стоит сердитый, со следами сна на
лице замполит дивизиона майор Осокин. Время от времени он резко дергает
головой, точно отгоняет надоедливую мысль. Это тик, последствие
контузии, полученной в Афгане.
Рядом с замполитом томится командир нашей батареи старший лейтенант
Уваров. Он пытается хмуриться, как бы недовольный неорганизованным
подъемом вверенной ему батареи, но взгляд у него растерянный. В руках
наш нервный комбат мнет и ломает свою гордость – фуражку-аэродром,
пошитую в глубоко законспирированном столичном спецателье.
– Давай, Купряшин, давай! – брезгливо кивает мне комбат Уваров. –
Спишь, как на первом году! Защитничек… – А что случилось? – совсем
по-цивильному спрашиваю я, потому что часть мозга, ведающая уставными
словосочетаниями, еще не проснулась. – Тревогу же на завтра назначили.
Старшина Высовень медленно скашивает глаза в сторону замполита, потом
снова смотрит на меня, и в его взоре столько многообещающей отеческой
теплоты, что я пулей срываюсь вниз, вмиг обрастаю обмундированием, на
бегу опоясываюсь ремнем, вылетаю на улицу и врезаюсь в строй. Шеренга
вздрагивает, принимая блудного сына, и замирает.
«Вот черт, – молча возмущаюсь я. – Второй день выспаться не дают!» –
В дисбате выспитесь! – обещает, вышагивая вдоль построенной батареи,
старшина Высовень. Нет никаких сомнений, что в школе прапорщиков его
обучали телепатии.
– А что все-таки случилось? – спрашиваю я стоящего рядом со мной
ефрейтора Зубова, механика-водителя нашей самоходки и неутомимого борца
за права «стариков». Зуб медленно поворачивает ко мне розовощекое лицо и не удостаивает
ответом. Он вообще похож на злого поросенка, особенно теперь, когда
остригся наголо, чтобы к «дембелю» волос был гуще. Скажите, пожалуйста,
какой гордый! Дедушка Советской Армии и Военно-Морского Флота! Значит,
ночной приговор в каптерке – акция, как говорится, долговременная.
Ладно, переживем. Старшина Высовень останавливается перед строем, потягивается и с
лязгом зевает. Но для чего нас все-таки подняли среди ночи?.... Из повести "Сто дней до приказа" Ю. Полякова.
| 
