Ждушечки

Ступенька, еще ступенька, еще ступенька… Грохот автомата, зацепившегося дулом о пролет неудобно сконструированной вышки, в который уже раз выводит меня из себя. Я начинаю яростно ругать и вышку и ее создателей. Наконец-то я забираюсь на самый верх собственно в кабинку поста. Отдышавшись, докладываю в караульное помещение по допотопному телефону, установленному на вышке, что пост принял. Сразу же снимаю с плеча, уже надоевший за год службы, автомат и ставлю его в угол, как учитель в наказание ставит в угол нашкодившего ученика начальных классов. Теперь я осматриваюсь по сторонам.
Моя вышка очень высокая и из нее видно почти всю территорию автомобильного парка части. Сегодня воскресенье – в парке никого не должно быть и парк сдан под охрану караулу. Так что получается, что сейчас два часа я должен охранять весь парк. Наш парк не такой уж и большой, побывав за свою службу в командировках в нескольких частях, я видел парки и побольше. Но видел я парки и поменьше нашего. В нашем парке два ряда длинных, метров по шестьдесят, хранилищ с многочисленными высокими воротами окруженных забором из колючей проволоки по всему периметру парка. Между этими рядами стоит гусеничная и автомобильная техника разных батальонов. С одного конца парка стоит КТП (контрольно-технический пункт), а с другого конца стоит пункт заправки ГСМ (горюче-смазочных материалов). Также в парке помимо этого есть мойка, пункт техобслуживания, еще два поста и непосредственно моя вышка, воткнутая в землю прямо посередине парка. Между хранилищами и в самих хранилищах находится техника НЗ (неприкосновенный запас) и действующие, находящиеся на вооружении батальонов и отдельных рот гусеничные и автомобильные машины. В продолжение одного из рядов хранилищ на пригорке стоит ЦКП (центральный командный пункт) – поломанное и захламленное внутри здание из белого кирпича с огромными окнами без стекол, предназначенными для обзора выезжающей из части на учения колон техники. В продолжение второго ряда хранилищ, расположенных параллельно первому ряду, стоит склад ГСМ, который охраняет часовой второго поста. Охрана второго поста ведется часовым тоже путем наблюдения с высокой вышки. Между 11 и 13 хранилищем стоит кочегарка и ПТОР (пункт технического осмотра и ремонта). Кочегарка и ПТОР расположились в одном здании, которое буквально в 40-ка метрах от моей вышки. Осмотрев всю территорию парка очень внимательно, я заметил двух солдат с баночками краски в руках, которые шли в направлении моей вышки. Еще заметил легковую машину, заехавшую в запретную зону возле 13-го хранилища. В этой машине ковырялся какой-то офицер. И из тыла парка увидел, идущего по запретной для него территории, дневального по парку. Этот дневальный шел неспеша расслабленной походкой, явно не догадываясь, что он нарушает границы дозволенные для его посещений. Да, накосячил предыдущий часовой, в воскресенье запустив в парк столько народу! Но ничего, сейчас начнем исправлять его косяки, если получится, конечно. Во-первых, эти двое с банками краски… Звоню начкару (начальнику караула) и сообщаю ему о «сладкой парочке», но начкар приказывает не трогать их – дескать, им задание красить столбики дал подполковник Пашталян. Ладно, черт с ними. Разглядывая легковую машину, я узнал в офицере, который ее чинил, подполковника Пашталяна – опять он! И тоже решаю оставить пока эту машину в покое. Дневальный по парку, выйдя своей неспешной походкой с запретной территории, тоже потерял для меня всякий интерес. Еще раз, бегло пробежав взглядом по территории парка и ничего не обнаружив нового, я стал в углу кабинки своей вышки, облокотился о дощечку, которая не положена по Уставу, но которой мы, часовые первого поста, регулярно пользуемся как подпоркой своих утомленных тел и полез в один из многочисленных карманов своей афганки.
Вообще-то нам, солдатам, уже положено выдавать камуфляжи вместо старой формы, но армейский дебелизм в который уже раз из хорошего начинания выжимает только самое отвратительное. Командиры, немного поразмыслив, решили пока не выдавать бойцам камуфляжи, аргументировав это тем, что склады завалены хлопчато-бумажной формой старого образца. И пока мы, солдаты, ее не сносим, не видеть нам камуфляжей, как своих ушей. Как в том анекдоте, когда сын просит отца купить новые кроссовки, а тот отвечает, что пока коньки не сносишь, не видеть тебе новых кроссовок. Об этой старой х/б форме вообще можно написать отдельный юмористический рассказ, но я напишу пока самую малость.
Выдали нам эту форму, когда происходила смена зимней формы одежды на летнюю. По ржавым крючкам и пуговицам на форме можно было предположить всякое о возрасте этой одежды. Мало того, пошив х/б формы был почти такой же, какой мы наблюдали у солдат из фильмов про Великую Отечественную войну. К тому же обязательной к такой форме одежды была пилотка, что всех нас повергло в полное уныние, ведь мы так привыкли к удобным и хорошо защищающим лицо от солнца кепкам. Одев эти х/б формы и пилотки, все долго смеялись друг над другом. Рукава кителей почти у всех были длиннее рук, а брюки сильно расширялись в бедрах и сужались в икрах, как галифе. Клоунада, да и только! Посмотрев, во что мы превратились в этой форме, наши командиры сжалились над нами и позволили выстирать наши старые формы афганского образца. Теперь мы могли носить привычную для нас форму и кепку. Однако тем солдатам, у которых не было старой формы, а это были духи, пришлось носить галифе и пилотки. Вот таким замысловатым образом на мне сейчас находилась афганка, а не камуфляж и не х/б форма.
Чем мне нравилась афганка помимо всего прочего, так это многочисленными карманами, как на кителе, так и на брюках. Итак, порывшись в одном из многочисленных карманов афганки, я нашел маленький китайский приемничек. Это была очень полезная вещь для часового, хоть и запретная. Приемник спасал от скуки на посту. Вставив наушники в уши, я подыскал радиоволну с приятной музыкой и, поглядывая по сторонам, стал раздумывать над разными вещами из моей армейской и, на время утраченной, гражданской жизни.
Вокруг стояла солнечная и не очень ветреная весенняя погода. Природа расцвела – зеленые ковры из травы и пышно расцветшие деревья радовали глаз и поднимали настроение. Возле КТП, которое я не охраняю – там для этого есть дежурный по парку и два дневальных, я заметил двух молодых женщин, которых я встретил, еще когда мы шли сменой караула на посты. Одна из этих двух дам была женой дежурного по парку лейтенанта Пингвинцева, а вот другая – это наша новая библиотекарша, о которой мне хочется сказать пару слов.
Как-то раз я со своим приятелем зашел в библиотеку взять какую-нибудь книгу почитать, благо в карауле есть для этого свободное время. Зайдя в небольшое помещение библиотеки, мы увидели за столом молоденькую современно одетую женщину. Когда она встала из-за стола, чтобы найти нужную мне книгу, у меня внутри все оборвалось – настолько сексуальной и красивой показалась мне эта девушка. Тут я почувствовал, как во мне стало резко нарастать сексуальное возбуждение, и брюки моей формы затопорщились в районе паха. Почти уже забыв в этой, проклятой Богом, армии о существовании противоположного пола, мы с моим другом увидели такую великолепную пару женских ног и ягодицы, обличенные в очень уж обтягивающие черные джинсы, что, пожалуй, на несколько мгновений позабыли обо всем на свете. Мы только стояли потрясенные и бесстыдно рассматривали ее шикарную грудь, а также все бугорки и впадинки, туго обтянутые «ненужными» брюками. Взяв книгу, я потом еще несколько раз заходил в библиотеку, чтобы посмотреть на красотку, а там может и решиться поговорить с ней, но, увидев, что за новой библиотекаршей уже увивается несколько холостых офицеров, постарался поскорее забыть о существовании этой красивой женщины. Однако это было непросто. Кажется, я влюбился! Образ молоденькой библиотекарши никак не выходил у меня из головы. Библиотекарша стала центральным персонажем моих эротических фантазий. И вот я снова вижу ее, правда, сейчас издалека.
Дневальный по парку, переступив запретную для него черту границы поста, уверенно направился в глубину парка мимо моей наблюдательной вышки. Я перебросил автомат через плечо, так что тот повис за спиной, и вышел на балкон вышки. Когда дневальный подошел поближе, я как гаркнул на него:
- Стой! Назад!
- Да, мне там докрасить надо, - жалобно стал оправдываться дневальный, и я его узнал – это был дух с нашего батальона по кличке Красный. Когда он опять продолжил движение вглубь парка, я опять на него заорал.
- Стой, назад! Пошел отсюда!
Красный развернулся и пошел обратно за помощью к дежурному по парку.
Красный - это один из двух отъявленных тупиц в нашем батальоне, про тупость которых знает, наверное, вся часть. Второй тупица, который, кстати, сегодня тоже стоит дневальным по парку, - это Храпач, фамилия такая. Храпач необычайно худой и глупый. Буквально перед этим нарядом на инструктаже всего заступающего суточного наряда, Храпач так рассмешил меня, что я чуть не умер от смеха. Я так долго смеялся с него прямо в строю, что думал уже, не остановлюсь никогда. А дело было вот в чем. Когда солдат заступает в наряд, он приводит себя в полный порядок: подшивается – пришивает себе новый подворотничок, начищает до блеска сапоги, чистит бляху, чтобы она блестела как золотая, бреется, умывается, чистит форму, если надо постригается, делает окантовку волос на затылке и так далее. И не дай Бог у кого-нибудь майор Фоменко, начальник штаба нашего батальона, найдет какое-нибудь упущение. Фоменко с такой яростью и особой язвительностью начинает унижать тебя перед сослуживцами, что появляется желание провалиться сквозь землю. Его колкие оскорбления и ругательства долго потом не выходят из головы сослуживцев, и они смеются над тобой, подначивая тебя при каждом удобном случае. Такие вот методы воздействия на солдат были у майора Фоменко.
Когда на инструктаже я услышал вопли Фоменко и посмотрел на провинившегося, я так расхохотался, что согнулся, схватившись за живот. Я даже готов был упасть на пол и начать дергать ногами, так мне было смешно, как, впрочем, и остальным солдатам, заступающим в наряд. Храпач, а это на него орал Фоменко, стоял в строю перед майором с раскрытым безмолвным ртом и бессмысленными непонимающими глазами. Он смотрел дебильным взглядом на раскрывающийся и извергающий громкие ругательства рот майора Фоменко и продолжал тупить. По внешнему виду Храпача врядли можно было бы сказать, что он понимал, о чем там кричит Фоменко, Храпач просто стоял и тупо смотрел майору в рот, никак не отвечая на вопросы командира. Такого тупого солдата даже Фоменко встретил, наверное, впервые. На Фоменко висела ответственность за подготовку солдат дорожного батальона к несению наряда и, увидев каким вышел на построение и инструктаж наряда Храпач, майор готов был волосы на голове рвать. А Храпач в этот раз превзошел самого себя. Он вышел на построение с черными от грязи руками, с таким же черным лицом, с нечищеными очень пыльными сапогами и невообразимо грязной формой. На кармане кителя красовалась огромная прожженная дыра, открывающая всеобщему обзору содержимое кармана, в котором сейчас лежала старая грязная когда-то белая подшива. На колене грязных брюк Храпача уютно расположилась громадная, неуклюже зашитая дырка с бахрамой из необрезанных ниток заплатки, торчащей в разные стороны. Да, чего только не нарожает наша плодоносная русская земля и главное не в единственном экземпляре – позади Храпача стоял ничуть не лучше подготовившийся к наряду солдат по кличке Красный. Правда, к счастью майора Фоменко, у Красного не было дырок и ужасных заплаток на форме, но в остальном он был копией Храпача. И как у родных братьев, у этих двух грязных идиотов была почти одинаковая окантовка волос на затылке. У Красного окантовка представляла из себя кривую линию волос, протянувшуюся по затылку от середины одного уха к мочке другого уха. Дополняла картину грязная черная шея и бритый затылок со шрамом от недавнего чирия. У Храпача окантовка была чуть-чуть равнее, но зато из ее середины прямо по центру шеи опускалась длинная полоска из невыбритых волос в 2-3 миллиметра толщиной. Да, кто-то по-товарищески «выручил» и Красного, и Храпача, сделав им такие уникальные окантовки. Теперь они выглядели как два панка побывавших на пожаре и неожиданно для себя оказавшихся в армии. Своим видом они вызвали сильный смех и улыбки у сослуживцев и сильнейшую ярость со стороны майора Фоменко. Он приказал им немедленно привести себя в порядок, и солдаты бегом умчались в умывальник.
Красный опять направился к моей вышке, на этот раз его сопровождал дежурный по парку лейтенант Пингвинцев. Я вышел на балкон и крикнул:
- Стой, назад!
Они приостановились, но Пингвинцев уверенно подтолкнул Красного в спину, чтобы тот шел дальше. Сам же Пингвинцев устремил на меня свой гневный взгляд.
- Ты что – дурак? Это же дневальный по парку!
- Стой, назад! – заорал я снова. – А мне все равно! Парк сдан под охрану караулу, и я никого не пущу на запретную территорию. Может он там технику будет грабить - я что ли потом отвечать буду?!
- Но ведь он там красил только что, сам ведь его пускал! - лейтенант начал терять терпение, еще чуть-чуть и я видел, что он взорвется.
- Это не я его пускал, я только что заступил на пост, - ответил я.
- Да ты что – тормоз? Снимись с ручника! С какого ты батальона?
- С дорожного, - ответил я, зная, к чему клонит Пингвинцев - он тоже был их дорожного батальона.
- А с какой ты роты? – продолжал Пингвинцев.
- С третьей! – Гордо ответил я. Пингвинцев хотел взять меня на испуг, но не тут-то было. Этот молодой лейтенантик мне ничего не сможет сделать, пусть хоть задницу порвет свою на немецкий крест – я был не из его роты.
Пингвинцев покраснел, его глаза стали вылазить из орбит.
- Да ему красить приказал сам подполковник Пашталян!
- Сейчас выясню, - сказал я и пошел к себе в кабинку. Я позвонил начкару и объяснил ему что по чем, и только потом после разрешения начкара пропустил Красного мимо своей вышки.
Эти молодые наглые лейтенантики вызывали во мне крайнее раздражение. Являясь с нами, солдатами, отслужившими больше года, почти ровесниками, они ставили себя так высоко над нами, будто мы были их рабами, а они нашими рабовладельцами. И я сейчас был даже немного доволен собой, что потрепал нервы этому наглому самоуверенному пижону.
Все, опять движение в парке утихло, только передвигались от столбика к столбику солдаты, красящие эти самые столбики. Мне надоело смотреть по сторонам и я, словив на своем радиоприемничке хорошую песню, полностью отдался ей.
Вот и подходили к концу 2 часа, отведенные мне на охрану парка. Сейчас после смены поста, у меня начнется двухчасовая бодрствующая смена, в которую я, пожалуй, почитаю детективчик, принесенный одним из караульных из казармы. После бодрствующей смены начнется отдыхающая смена, в которую обязательно нужно будет поспать. Потом опять на пост, опять охранять парк.
Зазвонил телефон. Я представился, и голос в трубке сообщил мне, что вышла смена караула. Через несколько минут я увидел смену, входящую в парк. Подпустив ее поближе, я спустился с вышки и поменялся местами с заступающим на пост новым часовым.